Именем закона. Сборник № 2 - Игорь Гамаюнов

— Иди… — сказал Лев. — Внизу обожди. Я сейчас…

Закрыл дверь. Уперся в отчаянии лбом в косяк. А что, если таксист — мент? Нет. С такой рожей и с такой стрижкой? А вдруг стукачок? Ладно гадать. Не дрейфь. В случае чего — был пьян, поехал по инерции… А Матерый? Мог вывернуться и свою игру начать, перекупив наймитов? Ну… то из области фантазий, больного воображения. Похоже, шизиком ты становишься от излишних нервных нагрузок, которыми жизнь твоя обременена каждодневно…

Он оделся. У порога перекрестился на темноту комнаты, в которой висели иконы. Тщательно запер дверь.

Таксист включил счетчик.

— Только учти, — предупредил, как бы извиняясь, — стольник стольником, а что на счетчике — отдельно.

— Двигай, крохобор, — обронил Лев, превозмогая невольную дрожь.

— Двинуть-то я двину, но учти…

— Учел, учел! — обернулся Лев к таксисту с яростью. — И еще сверху пятьдесят своих копеек получишь, успокойся!

— Ну и… поехали, — откликнулся таксист миролюбиво. — Отличное обслуживание гарантирую.

Город уже засыпал, пустые улицы были сухи от ночных апрельских заморозков; шины шелестели по асфальту гудяще, тягуче… Поежившись, Лев оглянулся назад. Затем, отогнув кисть, осторожно вытряхнул из-под рукава куртки нож — обыкновенный, столовый нож… Подумал: кретин… Трусливый кретин. И чего маешься? Чего грозит тебе? И кто? Выдернула тебя шпана, потому как не поверила в честный расчет, — провинциалы, дуболомы…

Машина въехала в район новостроек, дорога пошла ухабистая, узкая, петлявшая среди пустырей, загроможденных строительным хламом: кирпичным, бетонным боем и искореженной арматурой.

— Тэк-с, — сказал таксист, тормозя. — Прибыли. Вон тот дом. Тележку уродовать не будем, сплошные колдобины, мать их, пешком дойдем, тут две минуты. Счетчик выключать? Или обратно тебя доставить?

— Обратно, — буркнул Лев, вылезая из машины.

Двинулись вдоль стены строящегося дома, поминутно попадая то в грязь, то в лужи. Таксист, злобно матерясь, шагал впереди.

— Во, хату где дали, — сетовал он. — Еще век пройдет, пока тут асфальт проложат…

— От таксопарка получил? — спросил Лев, тревожно всматриваясь в темноту.

— Ну, конечно, от парка! Дождешься! Кооператив… Тут вот осторожнее, бочком, а то — траншея, не ровен час…

Лев крепко сжимал рукоять ножа. Сердце ныло от алкоголя, страха, безвестности унизительного пути в темноте и в грязи…

У штабеля бетонных плит, вплотную лежавших к краю траншеи, он замешкался; провожатый обогнул штабель, канув в темноту, Лев, поразмыслив, шагнул за ним и вдруг почувствовал, как грудью наткнулся на какой-то выступ, и, прежде чем сообразил, что не выступ это, упал навзничь, отброшенный сильным, упругим толчком. Ноющая боль в сердце сменилась жгучей пустотой, внезапно образовавшейся где-то внутри, словно взорвалось там что-то, разметав все по сторонам — жестоко, навсегда разметав… И он закричал. Закричал изо всей силы, как бы вслед уходящему от него самому дорогому существу, — не в состоянии остановить его, задержать даже на мгновение… И чем громче кричал он, погружаясь в вечность этого крика, тем более казался ему крик немым и беспомощным, а стеклянная темная вечность все надвигалась и надвигалась, а после из нее выплыла какая-то огромная, однако невидимая рыба, и, кося сумасшедшим глазом, тоже, словно в крике, открыла безгубый, разверзнутый в ничто рот, и…

…— Карманчики пустенькие, — сказал Матерый. — Выстрел в упор, как шарик, лопнул. Точно в исстрадавшееся сердце.

— Легкая смерть, — скорбно вздохнул таксист. — И не пикнул, гражданинчик.

— У, смотри-ка, ножичек он с собою нес! — Матерый смешливо качнул головой. — Дорого готовился в случае чего…

— Кухонный… Фрайер, — констатировал таксист.

— Все, чистый он. — Матерый еще раз проверил внутренние карманы. — Теперь давай без суеты, но по-скорому… Под плечи его бери, не измажься смотри…

— Впервые на мокрое иду. — Голос у таксиста неожиданно пресекся. — Противно… Как бы не повязали еще…

— Десятку плачу! — прорычал Матерый сквозь стиснутые зубы. — За эту шваль…

— Вот десяточку и дадут, — заметил таксист, с кряхтением приподнимая труп.

— Покаркай! Лопата где?

— Рядом, под ногой у тебя, гляди лучше…

— К осыпи его давай! Точно траншею завтра заровняют?

— Ну, сам же слышал! Видишь, и бульдозер оставили. Этот малый клялся бригадиру: прямо с утра, говорил, наглухо канаву заглажу, сегодня отпусти, переэкзаменовка какая-то там…

— А у нас — экзамен! Посвети, кровища есть? Вот тут присыплем, понял? А завтра проверишь насчет бульдозера и вообще…

— Ну! Дело общее, серьезное…

— Вот то-то! Если что — звони. Ботинки выбрось, одежду проверь: не замарался ли?

— Матерый, слышь, а точно он тебя сдать хотел?

— Х-хэ… Меня! Думаешь, только свое дело отмазываю? И тебя за дурика держу?

— Да нет, я верю…

— Спасибо, доверчивый ты мой! Кто «Волги» ваши угнанные через него сплавлял? Я! А молчать бы ему не позволили — хищение в особо крупных… Дальше — дело техники. Через моих знакомых — на тебя, рецидивиста. А у «Волг» этих ты крутился. Вот тебе и тормоз на долгие лета! С гидравлическим усилением!

— Профилактика, выходит?

— Выходит.

— А если боком выйдет? Вышак?

— Вышак, пятнашка, какая разница? В зоне не жизнь, сам знаешь.

— Ну нет, Матерый, лучше уж в зоне…

— Да ты вон на покойничка посмотри… Тихий, смирный, никаких головных болей — все за чертой… Ботинок присыпь. Ты чего, слепнуть начал?

— Знаю. Помолчи, будь другом, понял? Вырвет сейчас…

— Я те вырву! Вещественные доказательства не оставлять!

— Да глохни же ты! — раздалось сквозь стон.

Старинные часы в узорчатом саркофаге футляра долго и настойчиво гудели томными ударами: полдень.

Он с трудом поднялся с кровати. Обычное утро, пустая квартира. Жена давно на работе, дочь скоро придет из школы. Прозрачный алый шелк штор, свет, застывшими полосами пробивающийся в спальню, и мягкий ковер, где, царапая ворс, тянулся, покачивая пушистым хвостом, ангорский кот.

Ярославцев выпростал из-под одеяла ногу и медленно провел голой стопой по теплому, чистому кусочку меха, нежно и шершаво лизнувшего его палец. Встал, кривясь от надсадной боли в затылке и растопыренной пятерней массируя макушку.

«Спиваюсь, — подумалось обреченно и равнодушно. — Надо кончать… Каждый день… Каждый ведь день, скотина!»

Умылся, прошел на кухню. Есть не хотелось. Выпил, давясь, бутылку холодной «пепси», закурил. Провел ладонью по щеке — неопрятно колкой, в щетине… Мог ли он предположить, что когда-нибудь станет вкладывать в понятие «работа» то, что никак не вяжется с понятиями, ей сопутствующими: «зарплата», «трудовой коллектив», «общественные обязанности», «сверхурочные»… Впрочем, официальный статус у него имеется: как-никак, консультант министерства, а точнее, министерств; и зарплата есть, причем не одна; одна — с учтенным подоходным налогом, другие же более схожи с гонорарами, получаемыми сразу за год, в пухлых конвертах — в высоких кабинетах: за труд того же самого незаменимого консультанта. И существует, наконец, з а р а б о т о к, перед которым меркнут все эти зарплаты и гонорары, но цена заработку — адский труд, нервы, здоровье и… вероятно, голова, как он понимает сейчас.

Потянулся за второй сигаретой, но в пачке осталась лишь упаковочная фольга… Все. Кончился «Парламент», классное курево. Надо заглянуть в валютный бар, не зря же пристроил там человечков, пусть уж на табачок расколются.

Вставил телефонный штепсель в розетку. День сегодня выдавался сравнительно легкий, половина вопросов решалась по проводам.

— Милочка? Это Ярославцев. Звонили, никто не отвечал? Естественно, с шести утра на ногах… Вот именно, потому, Милочка, и вечно бодр. Наш грозный шеф, надеюсь, на месте?

Грозный шеф снял трубку незамедлительно.

— Ты не присутствовал на утреннем совещании, — в голосе его звучало трудно скрываемое раздражение, — а зря! Я же тебя просил, обсуждались планы…

— Не зря, — оборвал он. — И не кипятись. Если я буду участвовать в твоих совещаниях, дело встанет. А если встанет дело… В общем, присылай машины. Документы подписаны, стройматериалы будут сегодня же у заказчика.

— Володечка… — резко переменился тон. — Володечка… Когда успел?

— А! И куда чиновный раж делся? Успел… Вчера, в двадцать пятом часу. Но материалы — не за просто так…

— Да? — настороженно спросил голос.

— В твоем подчинении имеется один интересный учебный полигон. Грошев там директор, так? Ну, вот. У Грошева этого на пятом складе пять лет лежит законсервированный дизель.

— Откуда я знаю, чего есть у какого-то там…